Главным образом Вилька беспокоило то, что всё складывалось слишком удачно. Гинне, которого Вильк разыскал сразу после того, как они вместе с пани Беатой приехали в Луческ, согласился на всё. Больше того, он сам подробно разработал план побега Шомоши, и теперь люди Беаты с лошадьми ждали за городом у водяной мельницы, стоявшей недалеко от замкового мура.
Гинне появился скоро. Глянув на молчаливую пани Беату, шут коротко сообщил:
– Наш замковый каштелян ждёт двоих. Мужчину и женщину. Стража предупреждена и потому пропустят без задержки. Главное – вам пройти раньше, чем те, кого ждут. Конечно риск, но другого выхода нет. Я иду первым и встречу вас за углом дворца.
Пани Беата осталась невозмутимой, а Вильк, заволновавшись, сглотнул слюну и молча кивнул. Поняв, что согласие получено, Гинне неслышно исчез. Беспокоясь, Вильк поначалу порывался идти следом, но пани Беата довольно долго его сдерживала, потом подтолкнула, и они, обойдя епископский дом, пошли к воротам.
Дальше всё получилось так, как и говорил Гинне. Дозорец только глянул на них, и кинув:
– А, так то вы до каштеляна… – открыл расположенную рядом с воротами входную дверцу.
Гинне, прятавшийся за углом, увидав Вилька, поманил его пальцем и быстро пошёл вдоль дворцовой стены. Так, идя вслед за шутом, пани Беата и Вильк подошли к боковому малоприметному крыльцу. Там, держа в руке уже зажжённый факел, их ждал Гинне. Убедившись, что всё прошло незаметно, шут повёл их коридором, потом по крутым ступеням спустился куда-то вниз и указал на закрытую дверь:
– Это вязница[208]. Рыцарь Шомоши там…
Гинне открыл замок, и тут пани Беата решительно отстранила шута и одна вошла в сырой подвал, а потом, оставляя подельников в коридоре, ещё и закрыла за собой дверь. Оказавшись таким образом с глазу на глаз с Гинне, Вильк понял, что тут они на равных, и, пользуясь моментом, отважился спросить:
– Скажите, уважаемый, а почему вы нам помогаете? Меня это даже удивляет…
– Ничего удивительного… Мне теперь лишний грош не помешает. К тому же польские паны заявили, что Свидригайла не выбирали и объявили войну. А мне лично оно ни к чему, – Гинне как-то странно усмехнулся и заговорил о другом: – Кстати, оказалось, вы правы. Корона Витовта действительно была разрублена напополам, и теперь обе части оказались у епископа Олесницкого. Вот только жаль, «королевского камня» у него нет…
Обрадовавшись нечаянному известию о том, что Скочиляс таки добрался до Кракова, Вильк на миг расслабился и, бездумно начав:
– А тот камень… – сразу осёкся.
Однако Гинне сделал вид, что ничего не заметил. Он только смерил коротким взглядом Вилька и торопливо отвернулся, вроде как потому, что у него за спиной скрипнули двери и на пороге узилища появился Шомоши… От бравого рыцаря мало что осталось. В заключении он страшно похудел, осунулся и, если б сейчас не опирался на плечо пани Беаты, вероятно, не смог бы самостоятельно идти.
Теперь было не до разговоров, и Гинне, высоко держа факел, повёл беглецов путаными переходами, пока все трое не добрались до так называемого «водяного хода». Этот тесный коридор сначала крутыми ступеньками, а потом пологим спуском выводил к самой воде, чтобы по нему во время осады защитники замка могли незаметно выбираться к реке.
Ход оканчивался крепкими дубовыми дверями, закрытыми на засов, и тут Гинне, шедший впереди, остановился. Ожидая пани Беату и Вилька, которые вдвоём вели вконец обессилевшего Шомоши, шут вставил факел в специально прибитый к стене держак и, когда все собрались вместе, неожиданно спросил:
– Скажите мне, пане Вильк… – Гинне зачем-то положил ладонь на руку шляхтича, – а это правда, что «королевский камень» раздроблен?
– Так…. – не поняв, к чему этот вопрос, после короткой паузы ответил шляхтич.
– А ты ж мне брешешь, пане Вильк… – и в свете факела глаза шута хищно блеснули.
– Почему вдруг брешу?.. – неуверенно попробовал возразить Вильк. – Я говорил…
– Замолчи! Моя рука не ошибается: ты вздрогнул, – Гинне со зловещей усмешкой покрутил перед лицом Вилька свою ладонь. – А потому замолчи и слушай. Пока вы не отдадите «королевского камня» мне, ни один из этого подземелья не выйдет!
Вильк, который никак не ожидал такого оборота, в ярости ухватил Гинне за ворот и с удивлением понял, что у того под кафтаном одета кольчуга.
– Убей его… – прохрипел Шомоши.
– Не советую… – Через зажатый Вильком воротник Гинне едва дышал, но отступаться и не думал. – Без меня вам всё равно не выйти… Секрет запора известен только мне…
Вильк отпустил шута, кинулся к двери и принялся остервенело дёргать засов, но всё было напрасно. Засов не двигался.
– Ну, что… Съел?.. – полузадушенный шут наконец-то отдышался. – Давайте камень.
– У меня его нет… – бессильно опустил руки Вильк.
– Говори, где? – вызверился шут. – Ну!..
И тут пани Беата, которая до сих пор не произнесла ни слова, неожиданно выступила вперёд.
– Успокойтесь… Он у меня.
Плавным движением она закинула обе руки себе на шею и вытянула из-под душегрейки ожерелье, подаренное ей Шомоши на королевском балу. Ни Шомоши, ни Вильк не ожидали от неё такого поступка и теперь молча следили, что будет дальше. А пани Беата спокойно перебрала в пальцах ожерелье, нащупала один камень и, держа его сверху, показала шуту.
– Смотри…
Тот послушно наклонился ниже, в свете факела прочитал вслух: «Rex»… – и растерянно посмотрел на женщину.
– Ну как? – пани Беата покачала перед носом шута ожерельем. – Берёшь?
Факел на стене горел неровно, и от изменения света камешки ожерелья играли разноцветными отблесками, пронизывая сумрак подземелья яркими лучиками. Какое-то время Гинне зачарованно следил за их игрой и, наконец, коротко выдохнул:
– Беру…
– Тогда открывай! – и пани Беата швырнула ожерелье прямо в лицо шуту.
Гинне жадно подхватил его, поспешно затолкал за отворот кафтана, подозрительно посмотрел на Шомоши и Вилька, которые не спускали с него глаз, и сразу охрипшим голосом произнёс:
– Теперь идите…
Выждав, пока Вильк вместе с Шомоши и пани Беатой подойдут к двери, Гинне отошёл к стене и нажал тайную щеколду, а когда там что-то клацнуло, Вильк попробовал открыть хитрый замок. На этот раз засов легко отошёл в сторону, и двери раскрылись. Вильк поспешно выглянул наружу, разглядел тёмную стену мельницы, услыхал фыркание коней и полной грудью вдохнул чистый, чуть влажноватый воздух. Дорога была свободной…
